22 ноября на НСК “Олимпийский” образовательная платформа Naukroom организовывает вечер грешников «Генетику Греха». Организаторы описывают мероприятие как театрализованное, популярное и немного научное, а Ольга Маслова, кандидат биологических наук и одна из спикеров лекции, объяснила Anywell, что планируется веселая и познавательная спекуляция о том, как могут быть связаны грехи и наука. «Мы пройдёмся по списку из 7 католических грехов и постараемся провести ассоциацию с работой разных нейромедиаторов. Скажем, лень, гнев и уныние могут вызвать проблемы в системе передачи одних или других веществ», — говорит Ольга. Само собой, мы не можем пропустить такое мероприятие — и вам не рекомендуем.

Мы встретились с Ольгой и поговорили о том, как концепция греха связана с работой нашего мозга, при чём тут зависимости и почему раскаяние — это так приятно. 


Какое отношение грехи имеют к нашим мозгу и биологии?

 

Любой поступок и любое действие имеют биологическую основу. Конечно, в вопросах греха сильны также и ментальные надстройки — в конце концов, даже сам вопрос того, что считать грехом, а что нет. Но за каждым действием стоит цепочка процессов. За прелюбодеянием — одни, за чревоугодием — другие. И об этих процессах можно смело говорить в контексте биологии. Важно учитывать и генетику: к тому, что принято считать грехами, может быть большая или меньшая склонность.


Вот, скажем, если попробовать спекулировать, склонность к лени может быть вызвана тем, что существует дефект дофаминовых рецепторов. И чтобы их активировать, должна быть очень высокая внешняя мотивация, потому что внутренней человеку не хватает. И это только один пример.


Как мозг реагирует на запреты и ограничения вроде заповедей?

Это будет всегда зависеть от генетических особенностей каждого человека. С кем-то это будет работать по принципу «сделать назло»: всё, что нельзя делать, хочется делать ещё сильнее. А кто-то будет бояться запретов: мол, если не разрешают, то я лучше и не полезу. Существует связь ещё и со степенью развития префронтальной коры: если она развита сильно, то будет требовать объяснений таких запретов. Хорошо, мне нельзя трогать розетку, а почему? Что случится, если я всё-таки её потрогаю? И вот такие люди больше склонны к оценке потенциальных пользы и вреда от того, что считается грехом: когда это оправдано, а когда это действительно не нужно делать. А вот если префронтальная кора развита меньше, человек будет либо безапелляционно слушаться, либо принципиально идти наперекор, лишь бы сделать не так. 


Как грехи могут повлиять на здоровье?

 

По сути, любой грех можно довести до абсолюта, опасного для жизни и здоровья. То же чревоугодие может быть летальным, если им увлечься, а может и быть способом борьбы с унынием. Наш мозг очень любит повторяющиеся сценарии, и даже здоровые привычки — это зависимость. Мы её культивируем, потому что она считается хорошей, но механизмы, которые обеспечивают её на нейрохимическом уровне, это те же межнейронные связи, что срабатывают и при негативной зависимости. 


По принципу снижения вреда, если у человека есть привычка, разъедающая его жизнь, можно попробовать вытеснить её другой. Вот такая грехотерапия. Есть ведь частые истории, когда наркоманы со стажем уходят в тяжёлый спорт или в сумасшедший ЗОЖ. Всё потому, что они до сих пор нуждаются в стимуле, но, когда они понимают, что на наркотиках долго не проедешь, заменяют это бодибилдингом, например. 

Зачем нам вообще нужны эти зависимости? Они дают ощущение присутствия в мире. И самый большой фокус в том, чтобы осознать собственную зависимость, провести самоанализ и найти другую форму существования, в которой ты не ругаешь себя за зависимости и снижаешь вред от них. 


В чём по-разному работают мозги «праведников» и «грешников»?

Думаю, это связано с дофаминовой системой — можно предположить, что у грешников она будет более расшатанной. Есть несколько вариантов почему. Либо это происходит на уровне ферментов, разрушающих этот нейромедиатор, либо на уровне синтеза дофамина, либо проблема с рецепторами и их плотностью. То есть молекул дофамина достаточно, но усвоиться могут они не все. 

 


Как долго наш мозг не подвергает внешние истины критике? Можем ли мы считать что-то грехом лишь потому, что нам так сказали?

 

Здесь нужно говорить о психофизиологии и степени развития той же префронтальной коры и лимбической системы. Например, человек, у которого больше развита префронтальная кора, будет чётче отличать плохое от хорошего. Но так как это не абстрактные категории, ведь понятия «хорошо» или «плохо» измеряются в отношении к кому-либо, тут нам на помощь приходит хорошо развитая лимбическая система. Она нужна, чтобы испытать эмоцию. 


Если её не будет, наше формальное знание того, что не нужно бить людей, не будет подкреплено сожалением, если мы всё-таки кого-то ударим. 


Что происходит, если человек раскаивается в грехах?

В нашем организме есть серьёзная система внутреннего обезболивания. Поэтому раскаяние и покаяние, если они искренни, очень приятны с ментальной точки зрения. 

У человека, который от души раскаялся и полностью прочувствовал это, будут «светиться» все нейроны, связанные с удовольствием. А организм будет выделять очень много опиатов, чтобы заглушить боль. И вот это наслаждение, этот катарсис, все эти ощущения могут даже привести к зависимости, и человек будет радостно бегать каяться каждый месяц. В разной степени этот принцип работает для всех. 


Что делать, если один грех спасает от другого?

 

Выбирать меньшее зло, наверное. Если плитка шоколада раз в 3 месяца спасает вас от того, чтобы порезать вены, то пусть лучше это будет шоколад. Но если вы механически едите чипсы каждый день, не запоминая вкуса, просто потому, что рука уже привыкла двигаться по направлению от пачки ко рту, то лучше найти для себя что-то другое. Опять же: мысленно формируем табличку пользы и вреда и выбираем для себя сценарий, в котором меньше вреда, но больше пользы. Работает, конечно, не всегда, но в идеале должно быть именно так.