Зачем рассказывать детям о чернобыльской трагедии

За время карантина на украинской культурной арене появился новый образовательный проект «Портал», который специализируется на детской литературе. Сразу две книги издательства посвящены чернобыльской трагедии. Авторов консультировал Алексей Бреус, бывший инженер четвертого энергоблока ЧАЭС, ликвидатор последствий Чернобыльской катастрофы, художник. Книги выйдут в печати уже в мае этого года, а тем временем мы узнали у авторов, зачем рассказывать детям об этой трагедии.

Екатерина Михалицина

свои отношения с Чернобылем описывает письмом себя-большой к себе-маленькой.

«Привет, малая. Тогда, в 1986-м, тебе было четыре, ты даже слова такого оттуда не помнишь – Чернобыль. Зато помнишь большую книгу с огненной обложкой, впоследствии неизвестно как оказавшейся дома, и там ты впервые это слово прочла. Увидела станцию ​​на фото, вертолеты, опечаленный лицо матери Валерия Ходемчука, для которого разрушенный реактор стал могилой, суетливых людей в респираторах, очертания саркофага. Тебе было страшно, очень, и тревожно, и … щекотно. Хотелось знать больше. Понять. Расспросить. Ты отлипала от книги и липла к деду, которому тогда не повезло быть с тобой в одном доме, и сыпала на него все своими “как” и “почему”. Почему Рыжий лес? Что случилось с белками и зайцами, которые там жили? А с червями и рыбой? А реку как мыли, ведь мыли же дороги и дома? Дед говорил свое дежурное “айййй на” и махал рукой, не малявского ума дело, мол. А ты листала и листала эту книгу (пока она не потерялась в какой-то из арендованных львовских квартир).

Фраза “ёжик чернобыльский” не вызвала у тебя и намека на смех, только грусть или негодование. Тебе хотелось приютить это бедное бездомное животное и сильно надавать по ушам тем, кто так обзывается. Тебе хотелось спрашивать и говорить. Но доступные тебе взрослые отворачивались и молчали. (Никаких претензий. Так сложилось. Их долго приучали НЕ находить время на отношения с собой и теми, кто близко.) И ты тоже замолчала. Только замирала каждый раз, как баба ломала у реки стебли плотного грубого сорняка и ворчала: “Скоро весь мир чернобылем зарастет”. Хотя сама не понимала, почему. Ты была маленькой. И ничего не знала о причастности: чувствовать что-то как важное, глубоко свое, неразрывно с тобой связанное на уровне нервов и памяти».

Для Станислава Дворницкого первая встреча с ЧАЭС случилась намного позже:

«Я очень хорошо помню 23 января 2016. Под ногами хрустел снег, на улице было около 25 градусов ниже нуля. Такой погоды во Львове или Ужгороде уже давно не случалось. А вот в 30-километровой зоне мы ее почувствовали сполна. Белый, как снег, «Спринтер» вез группу людей дорогой, вдоль которой в густых лесах кое-где просматривались разрушенные наполовину дома.

Пассажиры, которые до сих пор пристально смотрели в окна, поспешно, но со страхом в глазах начали выпрыгивать в чернобыльский холод. По-настоящему чернобыльский, ведь место, где когда-то стоял четвертый энергоблок, было за сотню метров от нас. В тот момент желание было одно – найти в толпе человека с желтым, похожим на мобильник дозиметром, подвешенным на шее. Посмотреть на его показатели, затаив дыхание, и просто в очередной раз понять, где ты находишься.

Я долго смотрел на саркофаг, рядом тем временем бегали люди, пытаясь подобрать лучший ракурс для фото на фоне ЧАЭС. А я рассматривал обычное вроде сооружение и пытался понять: то, что случилось здесь, в этом месте, повлияло на миллионы жизней. Человеческих … Сколько людей уехало из своих домов, потому что отныне жить в них было запрещено, сколько людей заболело и как это определило их судьбы. И сколько людей погибло, даже не зная истинной причины своей болезни. Сколько животных, деревьев и домов навсегда стали «радиационно опасными».

Когда услышал от Екатерины Михалициной об идее создать детскую / подростковую (а, на мой взгляд, в результате вполне взрослую) книгу о том, что произошло в Чернобыле в 1986 году, невероятно вдохновился. Вдохновился мыслью о создании чего-то, что позволит нам всем взглянуть на это событие иначе. Или хотя бы еще раз присмотреться к нему. Потому что Чернобыльская катастрофа изменила мир. Потому что это – наш опыт, национальный и цивилизационный.

«Я написала книгу о Чернобыльской катастрофе уже имея своих детей, – добавляет Екатерина Михалицина. – Книгу о памяти и страхе, о земле, которую ты знаешь еще так мало, но так остро чувствуешь … Зачем? Чтобы разговор таки состоялся. Чтобы он не прерывался и выходил за пределы написанного (указанного) и продолжился. Чтобы он был познанием и про-ощущением. И чтобы, глядя, как ты плачешь перед монитором по поверженным огнем старым домиком, за табуном лошадей Пржевальского, бредущих по пожарищу, по изуродованными лесами и деревням Зоны отчуждения, детали понимали – почему. Спрашивали и искали свои ответы.»