Наталья Лазебникова — прима-балерина Национальной оперы Украины, где она танцует уже на протяжении 20 сезонов. Она предпочитает танцевать содержательные роли, выбирает сильные, драматичные сценарии. Например, 19 февраля вы сможете увидеть её в балете «Раймонда», и, как говорит Наталья, это шедевр классического наследия, в котором объединены драматизм с филигранной классической техникой.

 

К 14 февраля, Дню всех влюблённых, мы поговорили с Натальей о любви к театру, балету и танцу — как это искусство заставляет забыть обо всём, почему важно учиться не отдавать всю себя на сцене и как артисты ощущают взаимодействие с публикой.

А здесь, по ссылке, вы можете прочесть все материалы из серии о людях, в чьих жизнях есть большая и честная страсть.

В нашей профессии — не знаю, хорошо это или плохо — детей отдают на балет в раннем возрасте, и чаще всего ребёнок не особо имеет право выбора. Им сложно представить себе, во что они окунутся — балет безумно красиво выглядит со стороны, но изнутри это довольно тяжёлая и изматывающая профессия. Не всем хватает на неё силы воли, терпения и выносливости. В моём случае это была мамина мечта: практически каждый вечер мы ходили в оперный театр, я занималась художественной гимнастикой, и в итоге к 9 годам было принято решение поступать в хореографическое училище.

Уже с 12 лет я подавала надежды как балерина — ездила на конкурсы, занимала там места, и эта перспектива меня очень увлекала. Мне нравилось, что можно проживать множество жизней на сцене, мне нравилась возможность путешествовать, нравилось, что тебе подвластно окунуться и в сказку, и в трагедию, и в драму. Эта многогранность очень подкупает. Так что ещё девочкой в училище я поняла: счастье заниматься тем, что ты любишь.

На протяжении 20 лет у меня была любимая футболка, которую я всегда надевала перед спектаклем и в антракте. И я знала, что, если её не будет, что-то может пойти не так. 20 лет я её никогда не забывала, всегда брала с собой на гастроли — а вот недавно впервые в жизни забыла. И поняла, что главное всё-таки настрой. А ритуалы у всех актёров свои.

Меня растили как лирико-драматическую балерину. Я умею чувствовать драматические роли, умею их передавать. Но, знаете, в наше время балетные амплуа немного стёрлись. Артисты стали многограннее, и сегодня мы берёмся за любые партии, чтобы попробовать себя во всём.

Я очень завишу от настроения и состояния публики. Бывает, что заканчивается спектакль, и ты полчаса после него сидишь в гримёрной и плачешь навзрыд — такой тяжёлый осадок, такая тяжёлая аудитория. Но случается, конечно, получить эмоциональный заряд , уйти вдохновлённым и полным сил.

Мне кажется, когда ты играешь на сцене, на энергетическом уровне полностью открываешься, и твоя душа полностью оголена. Поэтому ты поневоле цепляешь энергетику зала и уносишь её с собой. Как потом эту энергетику смыть? Душ. Серьёзно. Если очень тяжёлый спектакль, я прямо здесь в театре становлюсь в душ и жду, пока приду в себя.

Я один раз в жизни прыгала с парашютом — адреналин и волнение, которые ощущаешь перед прыжком, абсолютно соразмерны выходу на сцену. Но это волнение — то, чем мы питаемся, это наши острые ощущения, которых другим людям чаще не хватает. Оно обогащает жизнь в эмоциональном плане.

Джульетту, свою первую большую партию, я до сих пор считаю самой серьёзной своей работой. Удивительно, что художественный руководитель театра доверил мне эту роль, как только я пришла из училища — получается, я танцевала её, когда мне ещё не было и 18 лет. Это очень тяжело, потому что роль Джульетты очень непростая эмоционально, её обычно дают более зрелым балеринам как раз потому, что они уже чувствовали что-то подобное в жизни и могут донести это публике. Но я до сих пор отношусь к этой партии с трепетом, она осталась для меня самой дорогой. Может, потому что первая. Может, потому что сложная. Но после этого спектакля тебя нет сутки. Ты отдаёшь публике весь свой внутренний запал, всю энергию — и потом очень сложно восстанавливаться.

Мне кажется, артисты балета — немного психически нездоровые люди. Представьте: столько раз умирать на сцене, влюбляться, проживать множество жизней. Но зато после этого в реальной жизни ты мудрее, осознаннее. Мы выкладываем на сцене много эмоций, и это позволяет быть спокойнее. Хотя, наверное, это индивидуально.

Я — мама двоих детей. Каждый день мне нужно приготовить еду, забежать в школу, всех одеть и обуть, решить какие-то бытовые вопросы. Всё это иногда тяжело сказывается на профессии — она требует больших физических усилий, и одна бессонная ночь может испортить три репетиции. Поэтому ты учишься мобилизироваться, фокусироваться и понимать: «Да, вот так ты живёшь». Этому просто учишься. Где-то помогаешь себе массажем или ванной, пытаешься выспаться хорошенько, хотя вот это — самая большая редкость.

Просто заходя в балетный зал, забываешь обо всём. О проблемах дома, о том, чем сегодня кормить детей, какие у них оценки и не забыла ли ты заплатить за коммунальные услуги. Ты погружаешься в себя, ведь эта профессия требует огромного самоконтроля и дисциплины. Необходимо уйти внутрь и самостоятельно исправить все ошибки и недочёты, которые у тебя есть. Балет позволяет абсолютно отключиться от всего остального, что происходит в мире.

 

Моим перв ым педагогом стала Раиса Алексеевна Хилько. Когда она станцевала свой последний спектакль в Национальной опере, подарила мне свои пуанты и программку. И я помню это до сих пор. Раньше была какая-то традиция преемственности, и было принято, чтобы балерины, которые занимают высокое место в театре, уходя, передавали его кому-то.

Когда я была помоложе, мне было сложно переключаться между работой и домом. Я приходила домой в состоянии перевозбуждённости, с сильными внутренними переживаниями, когда внутри тебя ещё что-то бурлит, и ты пытаешься отпустить это, а не выходит. Конечно, с течением времени учишься это контролировать. Учишься многие партии передавать больше пластикой, чем эмоциями — черпая, разумеется, из внутреннего мира, но оставляя при этом что-то для близких и для детей. У меня есть золотое правило: приходя домой и стоя на пороге квартиры, я всё оставляю за дверями. Но к этому приходилось себя приучать.